тысяч жителей… Но мне не хватает среди этих двухсот тысяч одной-единственной. Стоило увидеть тебя на выпускном вечере, стоило взглянуть в твои умные и добрые глаза — и я прозрел себе на беду. И потом, тот вечер, в парке, ты помнишь? Ты ведь все тогда поняла. Но ты не рассердилась на меня, спасибо тебе за это…
Ну, вот и кончаю я свое коротенькое первое письмо к тебе. Сейчас я прилягу на великолепный, бесконечно длинный дубовый стол, широкий стол, намертво привинченный к полу в буфете управления пароходства. Гостиниц для нас здесь не заказывали, хорошо еще, дежурный по пароходству разрешил устроиться на ночь здесь на столе. Что ж, не привыкать, главное, тепло и сухо. До завтра, да?
Твой Тимка». * * *
Начальник отдела кадров хмуро проглядел документы Тимофея и отложил в сторону.
— Садись.
Тимофей сел.
Начальник закурил, попыхтел дымом.
— Диплом у тебя есть, а стажа нет. Что будем делать? Придется матросом посылать. — Начальник внимательно уставился на Тимофея.
— Я готов и матросом, — безучастно ответил Тимофей.
— Понятно, — кивнул начальник, — деться тебе все равно некуда. Матросом первого класса сможешь?
— Думаю, смогу, — пожал плечами Тимофей.
— А не сможешь — там научат, — отрезал начальник. — Выплаваешь срок положенный — приходи, с дипломом не будем матросом держать, пошлем штурманом.
— Хорошо, — кивнул Тимофей, — приду.
— Вот тебе направление на плавобщежитие «Сосновец», поживешь дня три.
— Спасибо.
* * *
«Милая Марина! Вот и опять я могу поговорить с тобой, на этот раз вполне спокойно, без помех. У меня своя собственная каюта на плавобщежитии — это старый пароход, списанный из флота и приспособленный под временное жилье, — чистая постель, занавесочки на иллюминаторе, стол и даже кресло. Через три дня я перейду на свой пароход — он сейчас в рейсе — матросом первого класса. Увы, милая Марина, всего лишь матросом. Не хватает практического стажа матросской работы. Увы мне! И матросом, и в каботаж! Скажи своему Фурсову, пусть он потешит свое сердце. Только ты не жалей меня, не надо.
Мой пароход называется «Таврида». Это небольшой грузовоз, ходит по регулярной каботажной линии, возит руду четыре раза в месяц. И знай, милая Марина, теперь на «Тавриде» появится один такой матрос, который будет писать тебе письма, рассказывать в них все о своей жизни и спрашивать твоего совета, и будет вздыхать он, этот матросик, и будет иногда тихо сходить с ума от тоски по тебе, и будет увещевать себя, и ругать, и одергивать… А вчера я, между прочим, получил открытку «до востребования». От кого, знаешь? Да, ты угадала. Именно он, твой нынешний муж любезно известил меня о вашей свадьбе и о том, что он получил назначение на теплоход «Россошь» третьим помощником капитана и уходит через неделю в дальний рейс, а именно в Бразилию за грузом кофе. Боже мой, Бразилия, кофе, бананы, танго — слова-то какие! Музыка! Он хотел уязвить меня, каботажника. А не знает он того, что мне сейчас совершенно на все наплевать. Ты стала женой Алешки… Что ж, желаю тебе, как говорится, счастья в этом браке. Ой, нет, не буду обманывать себя — не желаю я, не хочу, чтобы ты была счастлива с кем-то другим. Слышишь? Не хочу!.. Как тут не завыть от тоски? Но я упрямый, и потому — до свидания, любимая моя, я продолжу это письмо завтра, ладно? Целую тебя».
* * *
Залив парил. Мороз выгонял теплоту из вод Гольфстрима, и залив стыл, укутываясь густыми клубами белесого тумана. Ветра не было, и туман «рос в гору» — все выше и выше поднималась стена его над заливом, заползая на причалы, поглощая в своей расплывчатой серой темноте подъемные краны, палы, склады…
Туман… Извечный злейший враг моряков… Он ослепляет корабль и вселяет в сердца мореплавателей тревогу, неуверенность, сомнение. Он обостряет слух, напрягает до предела нервы вахтенных штурманов и матросов; он заставляет капитанов сутками не спускаться с мостиков; он вынуждает снижать ход, то и дело давать тоскливые гудки; он может заставить стать на якорь и стоять сутки, двое суток, до тех пор, пока не улучшится видимость. Радиолокатор — вещь отличная. Но если туман наваливается на пароход, когда тот идет узким извилистым заливом и до скалистых берегов от изломанного фарватера 150—200 метров — не миновать якорной стоянки. И стоит судно, стоит, трезвонит его рында, а время идет, а план не выполняется… Скидок на туман делать не принято. И придется потом наверстывать потерянные часы и сутки, сокращая стоянки в портах, беря на борт дополнительный груз сверх всякой нормы и форсируя скорость на переходах в море… Длинь-длинь-длинь, длинь-длинь — доносился из мрака тонкий голос судовой рынды. Дон-дон! Дон-дон! — мерно бухал колокол на углу причала…
Туманные голоса залива. Колокола и рынды… Тоскливый плач туманной сирены чуть слышался с противоположного берега…
И ни одного человека не видно вокруг…
Тимофей медленно брел по причалу, пока не наткнулся на небольшой деревянный домик с ярко освещенными окнами. Он открыл дверь и вошел внутрь. Длинный коридор. Толкнул дверь с табличкой «Диспетчер». В маленькой комнатке за барьером сидела девушка в кителе с двумя нашивками на рукавах. Она подняла голову и спокойно посмотрела на Тимофея.
— Здравствуйте, — неловко поклонился он.
— Здравствуйте. Я вас слушаю. Вы с какого парохода?
— С «Тавриды».
Девушка поспешно бросилась к окну.
— Как? Пришла? Я и гудков не слышала…
— Да нет, не пришла. Я жду ее. Только назначение получил вчера.
Девушка засмеялась.
— Ух, гора с плеч! Вы меня перепугали. Это ж надо: на дежурстве прозевать приход парохода! Да мне, знаете, как бы влетело?
— А вы думаете, что в такой туман «Таврида» к причалу подойдет?
— Вот радиограмма с «Тавриды»: «Полагаю прибыть к 16 часам».
Тимофей взглянул на часы:
— Думаете,
